Когда Цохарр исчез, его приверженцы, принадлежавшие к этой категории, пережили чудовищный шок. Кто-то из них сумел оправиться, прилепившись душой к другому божеству. Кто-то вскоре умер. Кто-то продолжал влачить призрачное существование, лишенное мыслей и иных чувств, кроме всепоглощающей тоски, ибо их мысли и чувства ушли вместе с Цохарром. Этих, последних, тоже оставалось все меньше и меньше.
Атхий и Титус промчались мимо, не вызвав у них даже искорки интереса.
Полуразрушенные башни из темного кирпича, несколько кварталов подряд. Сюда никто не заглядывал, кроме вездесущих зильдов, но с наступлением темноты даже те отсюда удирали. В городе было не меньше десятка таких омертвелых участков. Тишина тут стояла особая: словно кто-то притаился в засаде, не издавая ни звука, готовясь к броску… Атхий и Титус разорвали ее громким топотом и хрустом кирпичного крошева под подошвами. И потом еще долго нечто незримое колебалось, постепенно успокаиваясь, как потревоженная стоячая вода.
Трущобы. Козья Харя знал тут каждую щель, Титус не потерял его только благодаря подсказкам амулета.
Один из рынков Нижнего Города, с длинными крытыми галереями для торговцев. Атхий опрокинул под ноги преследователю корзину грецких орехов, но в число обязательных для афариев тренировок не зря входит бег с препятствиями: Титус прыгнул, перелетел через опасное место и угодил в объятия налогового инспектора, степенно шествовавшего по проходу между прилавками в сопровождении раба, который держал над его головой расписной зонтик от солнца. Все трое, включая раба, рухнули на землю – к несказанной радости торговцев.
– Ты чего?.. – прохрипел тучный инспектор, растерянно отталкивая Титуса.
– Я это… человека спасаю… – пристыженно объяснил афарий.
Вскочил и побежал дальше.
Бычья площадь, храм Шеатавы – нагромождение блоков из черного базальта, на первый взгляд хаотичное, но, если присмотреться, подчиненное законам странной, варварской гармонии.
Несмотря на устрашающий вид храма, Шеатава был богом очень даже приличным: он принадлежал к числу тех немногих, кто не требовал человеческих жертвоприношений. В жертву ему приносили быков и овец – и великий бог пожирал их, оборачиваясь гигантским львом, а людей не трогал. Вот и сейчас по широкой, заваленной навозом улице к вратам храма брело стадо быков с вызолоченными рогами, в сопровождении жреческой процессии. Животные нервничали, но двигались вяло, так как в течение трех дней перед церемонией им в питье подмешивали наркотик.
Атхий, а за ним и Титус вихрем пронеслись между вратами и стадом. Позади кто-то восторженно крикнул:
– Знамение!..
Козья Харя оказался вертким и проворным, как зильд, афарий никак не мог его поймать, а время шло, солнце понемногу сползало к горизонту. Титус пытался на бегу объяснить насчет отравленного шипа, однако обреченный Атхий его не слушал.
Эстакада Нэрренират.
Рельсовая дорога унесла их в другую часть города. Здесь теснились трехэтажные дома, оштукатуренные, но без фресок, из-за чего они выглядели странно голыми. Попетляв среди них, Атхий выбежал на площадь Пустых Фонтанов, загроможденную разбитыми каменными чашами. Фонтаны давным-давно не работали, в чашах зеленела пробившаяся сквозь трещины трава.
На том краю площади ощетинились ребристыми колоннами казенные учреждения. Там как раз заканчивался рабочий день, и Козья Харя, рассчитывая затеряться в толпе, помчался из последних сил. Титус, наоборот, сбавил темп. Пусть Атхий успокоится и почувствует себя в безопасности – тогда-то он настигнет его, вонзит парализующую булавку и удалит шип.
Он отстал от Атхия, однако не намного. Ровно настолько, чтобы тот потерял его из виду.
Впереди, над крышами, гигантским раскрытым веером поднималось здание из белого и розоватого мрамора. Храм Нэрренират.
Атхий устремился в ту сторону, а за ним и Титус. Увидав суетливую фигурку Атхия в конце улицы, которая выводила на площадь перед храмом, он с шага перешел на бег. Булавку приколол к жилету на груди. Каковы бы ни были препятствия, он выполнит свой милосердный долг.
Площадь Зовущего Тумана представляла собой обширное пространство, вымощенное в шахматном порядке черными и белыми плитами, пересеченное четырьмя ажурными колоннадами. В центре, где колоннады сходились, стояла на постаменте мраморная статуя десятифутовой высоты, с аметистовыми глазами. Изображала она прекрасную нагую женщину – великую богиню Нэрренират в человеческом облике.
Затравленно озираясь, лавируя между колоннами, путаясь под ногами у паломников, которые направлялись к храму (Титус припомнил, что сегодня у приверженцев Нэрренират какой-то культовый праздник), Атхий двинулся наискось через площадь. Афарий постепенно сокращал дистанцию.
В очередной раз оглянувшись, Козья Харя заметил его. На невзрачном прыщавом лице преступника отразилась смесь паники и злобной решимости.
– Убью! – надсадно завопил он, сунув руку за пазуху. – Чего пристал, убью!
– Я не причиню тебе вреда! – в который раз уже пообещал Титус, медленно приближаясь.
– Вот у меня чего! – Атхий показал что-то, зажатое в кулаке. – Савбиев Огонь! Беги от меня, паскуда, убью!
Амулет Ваттам, десятикратно увеличивающий остроту зрения, Титус носил на мочке правого уха, вроде клипсы. Прошептав коротенькое активирующее заклинание, он смог рассмотреть, что держит Козья Харя: небольшую коробочку с алым иероглифом на крышке.
– Атхий, не надо!
– Всех убью!
Их голоса звенели, отражаясь от мраморных плоскостей. Эхо еще не затихло, а губы Атхия начали беззвучно шевелиться.