Мир-ловушка - Страница 90

– Боги-милостивцы, я больше не буду! Уймите зверя адского, не велите ему меня пожирать! Не буду я больше ни жечь, ни грабить, ни глотки резать, ни малолетних деток насильничать на глазах у родителей, ни зенки выкалывать, буду только истово молиться и каяться, молиться и каяться! Не виноват я ни в чем, в нищете я родился, в нищете возрос, век счастья не знал! Злая судьбина довела меня до греха, злые люди научили неразумного беззаконному разбою! Посадите, милостивцы, лютого зверя на цепь, не пускайте его до меня!

Титус пробовал затыкать уши, но это не спасало: Сасхан орал слишком громко. А оставить кающегося разбойника в одиночестве ему не позволяла жалость: отныне Сасхан боялся темноты и страшился оставаться один, ему сразу начинали мерещиться крадущиеся шаги адского зверя.

– Послушай, брат, бери пример с меня, – предложил однажды Титус. – Я тоже считаю, что покаяние – это прекрасно, но я молюсь мысленно, про себя. Так тоже можно.

– Ты, брат, святой человек, – горестно возразил Сасхан. – Ты не грабил, не отымал последнее, не отрубал людям пальцы, не забивал девок насмерть ногами, ежели те не давали. Тебя-то боги завсегда послушают! А мне, грешнику великому, надобно вопить погромче, чтоб на небесах услыхали.

И опять принялся за свое.

«Убью зверя – отосплюсь», – покачнувшись в седле, подумал Титус.

Внезапно его начали одолевать сомнения, а нравственно ли он сейчас поступает? Зачем он отправился на охоту: чтобы спасти несчастных людей от хищника или чтоб обеспечить себе возможность спокойно спать по ночам?

«Уж не эгоистичны ли мои мотивы? – Эта мысль заставила его содрогнуться. – Не я ли вытравливал из своей души ростки эгоизма, а он все же прокрался туда, нашел лазейку… Или нет?.. Наставник остался в Панадаре, никто не сможет подсказать мне мудрый ответ…»

Возглас одного из егерей прервал его самоистязательные размышления.

– След!

Перемахнув через парапет, они ехали вдоль опушки леса. Трава тут росла высокая, но жидкая, попадались влажные бурые проплешины, и на одной из них четко отпечатался след лапы. Лапищи.

Полтора фута в длину, фут в поперечнике. Глубокие ямки там, где в землю вонзились когти.

Егеря молча переглядывались. Их физиономии, еще минуту назад расслабленно-насмешливые, выражали сейчас удивление с примесью тревоги.

– Убедились? – бесстрастным голосом спросил Титус. – Оно где-то рядом, след свежий. Какое из здешних животных могло его оставить?

Все сошлись на том, что никакое.

– Приблудный зверь из стороны зноя, – предположил старший егерь. – Люди рассказывают, там черт-те что водится.

– Или и вправду адский зверь… – прошептал другой, молодой паренек.

Старший строго взглянул на него, но ничего не сказал.

– Идем по следу, – распорядился Титус.

Они подчинились, ибо король и министр благоуправления велели им выполнять приказы монаха-фаворита. Хотя по собственной воле не пошли бы впятером выслеживать такую здоровенную зверюгу… Но монах был непреклонен.

Следы указывали на то, что животное свернуло в лес. Трава тут росла погуще, чем на опушке, однако егеря знали свое дело и без труда определяли направление, ориентируясь по примятым стеблям, сломанным веткам, по ямкам, оставленным в земле чудовищными когтями. Через некоторое время пришлось спешиться – гувлы нервничали, так и норовили пуститься наутек.

– Оно идет за нами! – хрипло прошептал старший.

Группа остановилась.

– Вы уверены? – оглянувшись назад, на заросли кустарника, усыпанного неприятно пахнущими темно-розовыми соцветиями, спросил Титус.

– Нутром чую. Вот сейчас мы встали – и оно тоже встало.

Шорох ветвей сбоку. Все схватились за мечи, но это был всего лишь лесной зильд. На миг он замер, глядя блестящими глазами-пуговками на мгновенно вспотевших, напрягшихся, как натянутая тетива, охотников, что-то проверещал и снова юркнул в кусты. Старший егерь опустил меч и выразительно сплюнул.

– Держи. – Титус сунул поводья своего гувла самому молодому. – Я сделаю крюк и зайду в тыл к этой твари. А вы продолжайте двигаться, но не слишком быстро.

– Хотите поглядеть на его хвост? – неловко пошутил высокий жилистый егерь с рыжеватой бородкой.

– Нет, я намерен убить его, – холодно ответил афарий и скользнул в кустарник.

Егеря обменялись многозначительными взглядами.

– Слыхали? Королевский фаворит, чтоб его… – выругался старший. – Пошли!

Ачанхи, посаженные милостивыми богами желто-коричневые гиганты с хвойными кронами, по которым праведные души после смерти забираются на небо, росли на изрядном расстоянии друг от друга, но перепутанная масса лиственных деревьев и кустарника заслоняла обзор. Гувлы вели себя все беспокойней. Мох под ногами стал ярче – верный признак того, что неподалеку болото.

– Привет, а я здесь!

Этот хриплый возглас заставил егерей оглянуться. Каждому хотелось обложить невесть откуда взявшегося болтуна, мешающего рискованной охоте, но, когда они увидали, кто их окликнул, слова застряли в глотках. Ибо разговаривал с ними зверь. Чешуйчатый, антрацитово-черный, громадный. От земли до холки футов десять, не меньше. И как же эта махина сумела подобраться к ним бесшумно?.. Зверь приоткрыл пасть, обнажив в некоем подобии ухмылки страшенного вида клыки.

– Вы охотники, да? Вот здорово, что пришли, а то мне было скучно. Кто за кем будет гоняться: вы за мной или я за вами? Можем по очереди!

Старший егерь опомнился первым – на то он и был старшим. Вырвав из ножен тяжелый, отменно сбалансированный нож, метнул в глаз зверюге. Это был его коронный прием против болотных зузагов, свирепых, но редких тварей, почти поголовно истребленных в Халгате за годы правления прежнего короля, заядлого охотника.